Это было импульсивно.
Или тщательно продумано еще с реплики о последнем ужине на "Титанике" и пунш-ромена, просчитано в нескольких направлениях и наиболее привлекательным оказалось то, что обрелось справа от профессора Сольято, почтившего чету Фелов в этот богатый на события и завуалированные оскорбления вечер. Лектер "спел" для акул из университета и спел прекрасно, но у сегодняшнего гостя не было ни вкуса ни слуха, зато был голос. Весьма громкий.

Он бил по перепонкам едва ли не сильнее, чем по самооценке во время званого ужина, где пили не с двух рук, но алкоголь все же развязывал вздорным флорентийцам языки. Для того, чтобы не угодить сему обществу, достаточно не быть итальянцем. Достаточно замахнуться на местную культуру, очароваться ею, стать ее частью. Гордые последователи современной Флоренции, включающие в свой состав критиков из "Студиоло", готовы растоптать каждого, кто посмеет причаститься к священным знаниям, которые стыдно не знать и опасно озвучивать. Доктор Лектер не был осмеян. Он оказался поставлен в неудобную позу. Столь откровенная ирония, даже от апологета непотизма в лице профессора Сольято, вызывала изжогу. Ганнибал чтил манеры, принятые в обществе, в том числе грех злоязычия, и в отдельно взятых случаях прекрасно переваривал грубость во всех ее проявлениях.

Сольято не был снобом - это грех прощался Ганнибалом, как и множество собственных. Профессор напоминал бездарного поэта Диммонда, скрупулезно подсчитывающего строчки своих творений и успехи иных, еще менее талантливых, но более трудолюбивых. В отличие от сегодняшнего гостя, Энтони был интересным, - до определенного момента - хоть и горьковатым от желчи. Каковым был профессор Сольято?
Ганнибал проглотил иронию гостя с улыбкой на лице и лишь ритмичный стук острого инструмента, колящего прочный кубический монолит льда для пунш-ромена, выдавал неудовольствие доктора Лектера. Беделия, напоминающая этот самый монолит, сегодня казалась особенно расслабленной. Пару недель назад доктор Лектер не солгал ей - убийство Сольято не сохранит покоя, который обрел бывший психиатр и который так свято чтил. Он имел смелость полагать, что любовь супруги к устрицам и улиткам приуменьшится, однако она оказалась куда крепче, посему ела с неподдельным аппетитом. Тему касательно древних римлян и их склонности кормить этим животных перед бойней, чета "Фелов" благоразумно не поднимала. Сегодня доктор Дю Морье изменила своему пристрастию к вину, предпочитая интерес к пуншу - быть может, и состав подаваемой пищи к вечеру будет воспринят более благосклонно. Без коротких выразительных взглядов то в сторону фиктивного супруга, то в содержимое чужой тарелки.

Доктор Лектер поставил перед гостем приплюснутый бокал с пунш-роменом, на дне обосновались колотые кубики льда. Ему хватило двух минут наблюдения и одной, чтобы расколоть ледяной монолит и остатки терпения. Акулы из "Студиоло" уничтожили не одну карьеру, а то и жизнь в ее моральном аспекте.
- И вы бы с удовольствием наблюдали мой позор, - подытожил Лектер, отринув деликатность, благо профессор Сольято не питал иллюзий насчет их возможного союза. Встретил согласную улыбку и бросил короткий взгляд на Беделию, сжимающую в еще твердых пальцах бокал.
Сольято был импульсивен, если не в действиях, то в словах. И ответный импульс Ганнибала был таков.
Тонкий нож-ледокол вонзился в чужой висок быстрее, чем супруга успела сделать глоток. Лектер опустился на свое место, расправляя полотно салфетки и приступил к апперитиву, пока Беделия потрясенно сжимала бокал, наблюдая за тоненькой струйкой крови и самим профессором Сольято во всей красе. Остекленевший взгляд - "задет" зрительный центр; едва заметный глазу тремор, ручка ножа, торчащая на уровне бровей.

- Это было импульсивно, - признал Лектер очевидное, выудив из своего блюда пластинку художественно нарезанного стейка (Диммонд был мягче масла) и пробуя ее на вкус.
В такие моменты хочется смеяться и гость не преминул воспользоваться возможностью, добавляя в неловкую ситуацию еще больше комизма.